Очерки истории Артинского района

Составитель Красильников Юрий Иванович

Стр. 504-509.

В малом промежутке между двумя селениями была построена деревянная церковь, разрушенная окончательно в 60-е годы двадцатого века. Место было приветное, на берегу Оки, и ещё долго служило, как теперь говорит молодежь, тусовкой...

Разбирая эти архивы по д. Рыбино, я случайно разговорился с моей доброй соседкой и старой учительницей Клавдией Георгиевной Парфёновой (в дев. Кузнецовой – Е.М.). И приоткрылась мне и, я надеюсь, читателю, подробная и страшная страничка жизни деревни начала сороковых годов. Предлагаю её рассказ без сокращений.

В августе 1941 года меня, 17-летнюю девчонку, закончившую педучилище, райОНО направило на работу в с. Рыбино. Ехала туда с тяжелым сердцем. Кончался срок армейской службы у моего друга Ивана Парфёнова. Все три года он забрасывал меня письмами, ждал встречи, строил планы на будущее. Я заканчивала педучилище. В общем, юность как юность: любили, страдали, мечтали и ни сном, ни духом не ведали, что нам предстоит пережить.

День 22 июня 1941 года, как чёрная молния, перечеркнул все надежды на будущее: началась Великая Отечественная война.

Проехал солдат с Дальнего Востока со своим танком мимо родного Урала на запад. Летом 1941 года враг победным маршем шёл по нашей стране. Часть, где служил Ваня, попала в окружение и оказалась в глубоком тылу. И вот два года – партизанская жизнь. Из окруженцев Ваня собрал небольшой отряд, получивший название имени Кутузова. Через год в отряде было уже около 100 бойцов. В этой военной круговерти, испытывая все тяготы партизанской жизни, Ваня сумел выстоять. Ему было 23 года. За плечами три года армии. Сильный физически, он и духом был силён, никогда не терял самообладания. Н.И.Непомнящий, начальник штаба Вадинской партизанской бригады, в "Истории бригады" писал о нём: "... показал себя опытным организатором многих боевых операций. Спокойный, уравновешенный и отважный в боях, Иван Степанович пользовался в отряде заслуженным авторитетом".

О судьбе его мы узнали только спустя два года. Летом 1943 года Смоленщина была освобождена, Ваня пролечился в госпитале и получил отпуск домой. У нас с ним была единственная встреча перед его отъездом в армию. Надо ли говорить, как мы, знающие друг друга только по письмам, встретились... На гимнастёрке партизана Красная Звезда и медаль "За боевые заслуги".

Но всё это уже было летом 1943 года. А сейчас осень 1941 года, и я еду в неведомую мне деревеньку Рыбино. Иду за телегой по грустному осеннему лесу, любуюсь на последние цветы – фиалки, а на память приходят строки: "Осени поздней цветы запоздалые".

Подъезжаем к Рыбино. С горы открылась чудесная картина: слева – крутая года, сосновый лес стеной. У подножия горы быстрая река, разделяющая два села: Верхнее и Нижнее Рыбино. Через реку – мост, а за мостом школа – бывшая церковь. Школа называлась двухкомплектной, так как работали два учителя, вели 1 и 3, 2 и 4 классы. Я постепенно овладела методикой преподавания в такой школе. В деревне было много ребятишек, в каждом классе по 15 учеников. Конечно, не сразу я привыкла к новой для меня жизни, но дети мне нравились.

Школа была их вторым домом, и я не помню случая, чтобы кто-то совсем бросал учёбу. Бог знает как одетые и обутые, они были послушными и любознательными. Учебников не хватало, тетради сшивали из обёрточной бумаги. Деткам, часто уходившим из дома без завтрака, настоящим праздником был школьный завтрак. Чудом сохранился ещё от церковных времён огромный, двухвёдерный медный самовар. Ребята приносили из дома кто что мог: картошку, капусту, лук, кусочки мяса, сала... И вот сторожиха "колдовала" у этого самовара, варила вкуснейшую похлёбку!

На выпускном вечере в педучилище мне подарили скрипку. И уроки пения во всех классах я проводила с этим, не виданном доселе ребятами, музыкальным инструментом.

В меру своих сил ребята помогали колхозу: собирали колоски, пололи посевы, ухаживали за своей делянкой пшеницы. Деревенские ребятишки умели орудовать топором и пилой, и в обязанности школы входила заготовка дров.

Очень любили ребята экскурсии на природу, благо, далеко не надо было ходить: поднимись на гору и иди хоть в сосновый лес, хоть в берёзовую рощу.

С хозяином, где я жила, мне "повезло". Яков Васильевич Рыбин был мужчина изящного сложения, с мягким голосом и приятными манерами – деревенский интеллигент. В его ведении была большая колхозная пасека, так что для меня мёд не был лакомством.

Вскоре я поняла, что напрасно боялась глухомани. Два года я жила с простыми, но добрыми, незлобивыми людьми. А учитель на селе был уважаемым человеком. Встречаясь со мной, молоденькой "учителкой", мужчины и старики почтительно кланялись и приподнимали шапку.

В Рыбино было три колхоза: "Луч прожектора", "Большевик" и вниз по Оке – коммуна "Прогресс". Не думаю, что крестьяне знали значение слов "прожектор", "прогресс", но принято было в то время давать такие громкие названия. В колхозе "Луч прожектора" председателем был Иван Иванович Рыбин. Ещё молодой мужчина, с чёрными усами, суровый на вид, он ходил в белом полушубке, высокой чапаевской папахе. И этот "Чапаев" руководил колхозом, где остались одни старики, женщины и подростки.

А мужчины, юноши один по одному уходили на войну. Страна жила одной мыслью: "Всё джля фронта, всё для победы". Стране нужен был хлеб, и поля засевались, как прежде, не было пустующих земель. За штурвал комбайнов садились девчонки, мои новые подруги, а прицепщиками были подростки 14-16 лет. На фронт собирали посылки: носки, варежки, махорку.

Но молодость, есть молодость. Зимними вечерами молодежь собиралась на "вечёрки", а летом за мостом на поляне у моей школы, веселились как умели: гармошка, частушки с приплясом. Я под "тра-ля-ля" учила танцевать модные в то время танго и фокстрот.

На время забыться от всего тяжкого помогали праздники. В день Октябрьской революции, 7 ноября, в правлении ставили столы, а на них забытая уже в то голодное время еда: жирные щи, холодец, тушёная картошка с мясом и вдоволь хлеба. Вся деревня собиралась на этот праздник. А мы, молодежь, развлекали собравшихся: ставили постановки, пели, танцевали. Помню, я читала:

По дорожке неровной, по тракту ли

Всё равно нам с тобой по пути.

Прокати нас, Петруша, на тракторе,

До околицы нас прокати...

Это стихи о Петре Дьякове, которого кулаки сожгли вместе с трактором. Только много позднее мы узнали, что в стихах было больше фальши, чем правды. Но тогда это было нужно, укрепляло дух людей, воспитывало патриотизм.

Вечерами в правлении колхоза собирались и пожилые, и молодежь. Конечно, волновало всех одно: как дела там, на фронте, читали полученные письма, мне приходилось проводить политинформацию: читать газеты, сводки Совинформбюро. Очень волновало людей, когда же откроется второй фронт, с открытием которого американцы и англичане не очень спешили.

А с фронта всё приходили неутешительные вести. За четыре года войны редкий дом обошла чёрная похоронка. Пришла она и в дом моего хозяина, Якова Васильевича. У него был сын Пётр – любовь и гордость отца. Пётр закончил железнодорожное училище и до войны работал начальников станции. Письмо послал раненный в том бою товарищ Петра. Сам он чудом остался жив, а Петра, раненого, схватили немцы, глумились над ним, пытали и убили.

Невозможно описать страдания Якова Васильевича. Бывало, идёт на пасеку, упадёт в межу и рыдает, пока кто-нибудь, проезжая мимо, не подбирал его.

Из семьи Семёна Ватолина ушли на фронт пятеро: сам отец и его четыре сына. Дома остались у матери четверо малолетних детей. Отец служил в стройбатальоне, старший, Василий, в пехоте. Сын Сергей перед войной закончил педучилище, но поработать в школе ему не пришлось. Сергей попал в миномётный полк, на вооружении которого было не виданное досель первое ракетное оружие – знаменитые "катюши". Сергей побывал на многих фронтах, был ранен, контужен и снова в строй. А после Победы принимал участие в боях с милитаристской Японией. Вернувшись домой в 1946 году, он закончил заочно пединститут, преподавал историю, был завучем и многие годы директором Свердловской средней школы.

Его брат Дмитрий учился в педучилище. Это был талантливый, начитанный юноша, романтик по натуре, писал стихи. Бывало, сидим с Митей на берегу, где-то идёт страшная война, а здесь так мирно: на воде лунные блики, журчит на перекатах речка.

Помню, он читал неизвестного мне Бальмонта:

Счастлив, кто спит,

Кому в осень холодную

Грезятся ласки весны...

Счастлив, кто спит,

И про долю Свободную

В тесной тюрьме видит сны.

Знал стихи Есенина, Некрасова, Брюллова, зарубежных писателей.

Осенью 1942 года страну потрясла весть о казни комсомолки-партизанки Зои Космодемьянской. На гибель Зои Дмитрий ответил поэмой, отослав её в Москву. Вскоре поэму вернули на доработку, но доработать её автор не успел. Учась на III курсе педучилища, он обивал пороги военкомата, но в армию его не брали: у него не было трёх пальцев на правой руке (травма детства). И всё-таки он добился своего. Служил связным у командира части под Ленинградом. Дмитрию не удалось "дойти до Кенигсберга от гибельных Синявинских болот". Он погиб в марте 1943 года, ему было 19 лет.

Год 1945. Уже чувствуется дыхание Победы. Но из семьи Ватолиных уходит в армию последний, четвёртый сын, Алексей. А вскоре мать получила страшную весть: пулемётчик Алексей Ватолин погиб в Пруссии, под Гумберленом, было ему неполных 18 лет. После Победы в семью Ватолиных возвратились отец, старший сын Василий и Сергей.

У председателя колхоза "Большевик" Ивана Карповича было двое сыновей, смуглые красавцы-крепыши. Старший, Иван, закончил пехотное училище, получил звание лейтенанта. Но повоевать не успел. В мае 1943 года по дороге на фронт, недалеко от Ростова, их поезд подвергся бомбардировке. Прямое попадание в вагон – погибли 33 молодых лейтенанта. В живых осталось двое, в том числе Кустов из Манчажа, ставший впоследствии Героем Советского Союза.

За несколько месяцев до Победы ушёл в армию и второй, 17-летний Андрюшка. А вскоре на него пришла похоронка: погиб в Пруссии. Как пережили это страшное горе родители, потеряв двух сыновей – их опору и надежду в жизни!?

Из тех, кому посчастливилось вернуться в родную деревню, я знаю только Василия Васильевича Рыбина. Весельчак, гармонист, он был душой рыбинской молодёжи. Сейчас В.В.Рыбин живёт в с. Сажино. А пришлось в те годы бравому шофёру пройти немало фронтовых дорог и на Западе, а после Победы – и на Востоке.

После войны мы с мужем И. С. Парфёновым навещали моего бывшего хозяина Якова Васильевича. Я заметила, что деревня возрождалась, люди пережили горькие времена. Не стало соломенных крыш на домах и сараях, появился магазин, а в соседнем селе Багышково – фельдшерский пункт. Но более всего поразила меня построенная на Оке электростанция. Теперь лампочка Ильича пришла в деревенские дома.

Последний раз я была в Рыбино в начале 90-х годов. К великому сожалению, я узнала, что школы в селе нет, не стало и электростанции. А от моей школы-церкви остались развалины. С грустью посидела на брёвнышках, повспоминала, побывала на кладбище у могил тех людей, которых я некогда знала.

Итак, я поведала о жизни простых русских людей с. Рыбино, которые, как и вся страна, вынесли все тяготы военного времени. Я приняла этих людей, полюбила их, и два года, прожитые в Рыбино, были в моей жизни, несмотря ни на что, незабываемыми годами – это были годы моей юности.

Клавдия Парфёнова. 6 марта 2003 года